В заключение - об эффекте опушки

 Разнообразие - это необходимость,
 а не только "приправа" к жизни.

Ю. Одум. Основы экологии

Простая истина, что ни одно живое существо не может жить само по себе, без других живых существ, составляющих вместе с неорганическим миром то, что называется средой обитания, - эта простая истина, как ни странно, только теперь по-настоящему осознана человеком. Более того, сейчас она кажется центральной, вокруг нее строится все колоссальное здание науки. Это объясняется ясно видимым ныне упрощением среды нашего обитания, исключением из нее многочисленных "живых звеньев" - животных и растений.

А между тем еще в глубокой древности люди интуитивно догадывались о единстве мира, о незримых, но крепких нитях, связывающих все сущее. В "Упаниша-дах", которые мы уже цитировали, есть такой диалог учителя и ученика:

- Принеси мне плод этой смоковницы! - говорит учитель.

- Вот он, господин!

- Разломи его!

- Я разломил его, господин!

- Что видишь ты в нем?

- Нежные зерна, господин.

- Разломи одно из них!

- Я разломил его, господин.

- Что видишь ты?

- Ровно ничего, господин.

- Это такая часть, которой ты, дорогой мой, не замечаешь. Из нее, из этой тонкой части, возникла вся эта большая смоковница. Верь мне, дорогой мой. Эта тонкая часть есть весь этот мир.

Ну, не весь, конечно, мир произошел из семени растения. Но все же...

Растения - единственные на планете существа, способные производить живое из неживого и единственные поставщики белков для всех остальных. Потому-то они и образуют основание Великой Пирамиды Жизни. 99 процентов живого вещества суши составляют зеленые растения. Ежегодно они создают около 90 миллиардов тонн органического вещества, большая часть которого, пройдя по ступеням Пирамиды, то есть через органы пищеварения слагающих ее многочисленных живых организмов, возвращается в исходное состояние и образует новый строительный материал для очередного жизненного цикла.

Миллионы лет возводила природа это величественное сооружение. Биологический вид "человек разумный" существует на планете по крайней мере 40 - 50 тысячелетий. За этот очень небольшой срок он изъял из Пирамиды множество разновеликих камней. Некоторые из них заменил стандартными блоками, в виде культурной фауны и флоры, на месте других остались зиять пустоты...

Эффективность такой замены не слишком высока. Во-первых, как уже говорилось раньше, продуктивность полей, обрабатываемых почитателями Деметры, в среднем пока еще ниже тех, что принадлежат природе. Правда, современное интенсивное растениеводство приносит несколько больше органики, но все же не столько, сколько дают, например, леса. Во-вторых, нам достается далеко не весь выращиваемый урожай: полезная его часть составляет в лучшем случае лишь 10 - 15 процентов. А природа использует для прокорма многочисленных представителей фауны почти весь урожай флоры.

Словом, человечество пока, пожалуй, еще ничего не добавило в фундамент Пирамиды. Вполне вероятно даже, что в результате он стал немного тоньше. Между тем население планеты постоянно увеличивалось, занимая в Пирамиде все большую жилую площадь (лучше бы сказать - кубатуру). За счет кого? Разумеется, за счет своих соседей, "братьев меньших". Человеку стало тесно жить вместе с ними: фундамент-то остался старым!

Но если Homo, действительно, Sapiens, то он не должен оставлять пустот в Пирамиде. И раз уж пришлось волей-неволей вынуть какой-то из слагающих ее камней, пужно сразу же заменить его чем-то, пусть искусственным, но более - менее равноценным. До сих пор он делал это не слишком-то аккуратно...

Чем могущественнее становится человек, тем сильнее и очевиднее накладывается его деятельность на миллионнолетнее природное строительство. "Где я ударил - и где отозвалось!" - восклицает герой грузинского эпоса. Мы пожинаем плоды не только своих недавних удач или ошибок, но - и очень часто - тех, кто "сеял" задолго до нас. Порой причины от следствий отделены десятками тысячелетий. Где же искать ответы на сегодняшние вопросы, в какой исторической эпохе? И какое именно из бесчисленного множества раничения и запрещения на пищу, то, пожалуй, на планете вовсе не окажется ничего съедобного!

Впрочем, и европейцы, и североамериканцы, кажется, спохватились, что обедняют собственное меню. Все больше людей отказывается от, если так можно выразиться, пищевого пуританизма. В крупных городах множатся кафе и рестораны, где готовят экзотические блюда. Одно из них - бланшированные и отваренные в собственном соку, приправленные сахаром и особыми сортами трав обыкновенные кузнечики. Эти длинноногие скакуны - издавна любимое яство в Японии. Отсюда они и "перекочевали" в другие страны. Японская фирма "Риосоку" полностью специализируется на торговле консервами из зеленых травоедов. Конечно, многое тут объясняется и своеобразной модой, но несомненны и куда более веские причины..

Пространное перечисление "атавистических вкусов" наших предков и современников - свидетельство первой победы, которую одержал еще прасапиенс. Ею была полнота использования всего, что давала природа. Трудно переоценить значение этой победы для последующей истории человечества. В древнекаменном веке - палеолите - она позволила достичь поразительного эффекта, базирующегося на так называемом присвоении даров природы. Ничто из указанных "даров", достававшихся в результате тяжких усилий и лишений, не пропадало впустую. Мясо убитых животных съедалось, шкура и кишки шли на изготовление одежды и бытовых принадлежностей, из рогов и костей делали иглы и наконечники для стрел и копий. Приблизительные подсчеты свидетельствуют, что люди каменного века использовали в своей "сфере потребления" 70 - 90 процентов всего добытого. С позиций современного человечества, страдающего от антропогенного загрязнения окружающей среды, они вообще не знали, что такое отходы!

По степени утилизации урожая мы проигрываем нашим отдаленным предкам примерно со счетом 1 : 10. Но этого мало. Длительное и успешное существование древнего человека в тогдашнем суровом мире объясняется и тем, что он сумел распределить свое давление на природу достаточно равномерно. Он изымал как бы только "лишнее" из производимого флорой и фауной и потому оставался естественной, неотделимой, а значит, и устойчивой частью природы.

Всеядность имела огромное значение. Она позволила человеку устоять перед глобальными изменениями климата и расселиться по всему земному шару. Доля растительной пищи в меню первобытных людей была очень большой, что имело значение как в количественном, так и в качественном отношении. Последнее особенно важно. Ведь в конечном счете важно не то, питаться ли мясом или растениями, а выполняются ли нормы по жирам, углеводам и, главное, по белкам. Эта часть меню непременно должна быть полноценной. Не обязательно за счет животного белка. Важно лишь, чтобы человек вместе с пищей получал достаточно сбалансированный по аминокислотной композиции белок. Древнее пристрастие к разнообразию во многом объясняется природной способностью первобытного человека уметь восполнять недостаток той или иной белковой компоненты в одном продукте ее изобилием в другом.

С развитием массового сельскохозяйственного производства ассортимент продуктов (а следовательно, и разнообразие пищи) неизбежно снижаются. Сейчас ботаники насчитывают на земном шаре около 500 тысяч различных видов растений, а основу питания человека составляют всего лишь 30 - только те немногие, что наиболее урожайны и лучше прочих пригодны для возделывания.

За право стать растениеводом человек заплатил не только тем, что обеднил природу, заменив огромное разнообразие дикой растительности на однообразие культурных полей, но и тем, что в значительной степени обеднил свою собственную растительную диету. Более того, постепенно он утратил столь необходимое и поэтому присущее всем биологическим видам свойство инстинктивно распознавать причину голодания. Животные ведь всегда чувствуют недостаток того или иного питательного вещества в организме и ищут способ возместить его. Вспомним самые обычные примеры: курица в период кладки яиц, страдая от недостатка кальция, выклевывает известку со стен, домашние, закормленные хозяевами, кошки и избалованные колбасой псы едят траву... Описанная способность была присуща первобытным людям и в определенной мере сохранилась до наших дней у некоторых так называемых отсталых племен. За возможность назвать себя цивилизованным человек поступился одним из наиболее мудрых природных инстинктов. Теперь его аппетит - в значительной мере искусственное желание получить удовольствие от еды, а не удовлетворение специфических потребностей организма.

В наше время инстинкт заменен точным расчетом, который, в частности, показывает, что составить полноценный рацион, сбалансировав его белковую часть исключительно за счет растительных продуктов, чрезвычайно сложно. Значительно проще получить его в уже готовом, полноценном виде через продукты животноводства...

Эта отрасль - наиболее энергоемкая в сельскохозяйственном производстве. Это объясняется, во-первых, очень низким коэффициентом превращения (конверсии) животными кормового белка в собственный. В среднем он равен всего 6,3 процента. Для производства животной биомассы требуется израсходовать в 10 - 16 раз больше растительной. Таким образом, энергетическая стоимость производства белков животного происхождения складывается из затрат энергии в сферах как животноводства, так и растениеводства (производство кормов). Это во многом и обусловливает снижение относительной "энергетической отдачи" отрасли. Вторая причина - высокая трудоемкость животноводства. Правда, с тенденцией к дальнейшей индустриализации животноводства его отдача пошла вверх значительно быстрее. Особенно это относится к птицеводству, механизировать и автоматизировать которое оказалось наиболее просто. И все же в силу самой специфичности отрасли весьма сомнительно, чтобы по трудоемкости процессы на фермах и нолях когда-нибудь сравнялись.

Итак, пришла пора кое в чем пересмотреть наше отношение к первой "великой хозяйственной революции", свершившейся десяток - другой тысяч лет назад. Замена собирательства и охоты на так называемые "производящие" формы деятельности - не такая уж идеальная метаморфоза. Во всяком случае не настолько безоговорочная, чтобы можно было рекомендовать человеку до скончания веков оставаться лишь традиционным землепашцем и животноводом.

Во-первых, переход к земледелию и скотоводству за относительно короткий промежуток времени, повторим, серьезно обеднил флору и фауну планеты. "С тех пор как Землею завладел человек, - пишет Р. Шекли, астроном и писатель,-все другие виды утратили жизнестойкость. Порабощенные еноты еще резвятся в поредевших Адирондакских лесах, и порабощенные львы обнюхивают жестянки из-под пива в Крюгерпарке. Они, как и все остальные, существуют только потому, что мы их терпим".

Былое множество диких биологических видов сменилось на огромных площадях однообразной одомашненной флорой и фауной. В процессе симбиоза с человеком их представители потеряли способность самостоятельно жить, питаться и размножаться. Чтобы преодолеть эти недостатки, а также оградить своих "подопечных" от давления окружающей среды, люди были вынуждены помогать им путем все больших энергетических затрат.

Во-вторых, снижение разнообразия растительной части питания привело к излишнему использованию продуктов животного происхождения. Это повысило трофический уровень человечества, а мы уже знаем о "неудобствах" столь высокого положения.

В-третьих, узкая номенклатура выращиваемых нами растений и животных увеличивает зависимость от природы, от климатических капризов. Дикая флора или фауиа, конечно, тоже небезразлична к ним, но и та, и другая куда устойчивее, выносливее, живучее.

И, наконец, последнее. Земледелие и скотоводство означали концентрацию усилий человека на ограниченных площадях применительно к ограниченному числу видов животных и растений. А это равнозначно усилению давления на окружающую среду. Земледелие и скотоводство отрицательно повлияли на природные биоценозы, и прежде всего на почву. Сегодня стало очевидным, что без преодоления подобных воздействий, без восстановления природных свойств почвы дальнейшее развитие сельского хозяйства невозможно.

Но почему мы говорим только о сельском хозяйстве? Ведь природа едина. Об этом знал еще в XI-X веках до нашей эры безвестный автор Ригведы:

Един Огонь, многоразлично возжигаемый, Едино Солнце, всепроникающее, Едина Заря, все освещающая, И едино то, что стало всем.

Природа не провела резких границ между лесом и степью, Нечерноземьем и тундрой, даже между сушей и морем. Возможно, и человеку не следует разделять формы своего хозяйства; не обособлять сельское от лесного, лесное - от водного, охотничье - от животноводства.

Может быть, нам удастся заменить былое многообразие природы разнообразием форм хозяйственной деятельности... Взгляните еще раз на вторую диаграмму. Экспонента, огибающая логистические кривые, касается их в точках перегибов. Здесь прекращается ускоренный прирост биомассы, эффективность технологий начинает снижаться. Мы настаивали на замене одной технологии другой. Но разве обязательно заменять? Ведь можно использовать их совместно. В самом деле, функционирование очень продуктивной технологии ничем не мешает сохранению в определенных пропорциях всех остальных. С этих позиций, например, современное индустриальное животноводство может сочетаться с древним отгонно-пастбищным скотоводством и даже с охотой.

Речь идет о возвращении части скота, выращиваемого сейчас в стойлах, на пастбище. Так, эксперты ФАО подсчитали, что в ряде регионов мира значительные площади малоосвоенных земель, приносящих очень небольшие и неустойчивые урожаи, было бы выгоднее использовать под выгон. Понятно, возрождение экстенсивного пастбищного скотоводства в старых традиционных рамках невозможно, да и вряд ли оно приостановило бы деградацию среды. Вспомним об опасностях "перевыпаса", когда массивы скота, кочующие с места на место, не только поедают, но и вытаптывают травы, способствуя наступлению пустынь. Интенсификация, индустриализация, разумеется, обязательны и в древнейшем пастушьем занятии. Содержание современных пастбищ делает необходимым использование специальных технических средств для их обработки, омоложения, полива, а также для удобрения, подсева нужных и уничтожения вредных растений. Все это требует определенных затрат, которые, конечно же, должны окупаться полученным эффектом.

Одним из возможных путей "биологизации" животноводства является сочетание его с разведением дичи и полудиких животных. В последнее время вопрос о целесообразности модернизации охотничьего хозяйства усиленно дебатируется в специальной литературе. Назад к охоте?! - возможно удивитесь вы. Вернее - вперед к охоте...

Конечно, охотничье хозяйство экологически более устойчиво, чем современное животноводство. Не следует, однако, полагать, что оно прежде вовсе не наносило ущерба окружающей среде.

...Когда каравеллы с испанскими солдатами достигли берегов Мексики и отряды завоевателей вторглись на территорию великого государства инков, пришельцы познакомились с совершенно новым для них миром. В числе положений строгого кодекса, по которому жил этот мир, был, в частности, и закон об охоте на животных. Он, например, запрещал охотиться на диких лам в период, когда у них рождались малыши, он запрещал убивать молодняк. Охота у древних инков оказалась очень продуманным и хорошо организованным занятием.

Один раз в год устраивалась грандиозная охота, в которой принимали участие несколько десятков тысяч человек. Загонщики образовывали гигантский круг и, сжимая его, сгоняли к центру и ловили всех крупных животных. Ламам, а тех в загоне набиралось до 20 тысяч, индейцы старались не причинять вреда. Они состригали шерсть и отпускали их на свободу. Определенную часть других окруженных животных забивали, но при этом производили своеобразную селекцию, подсчитывая и выпуская на волю наиболее сильных и красивых особей, А чтобы не нанести фауне излишнего ущерба, индейцы разделили провинции империи на 3-4 зоны и проводили охоту каждый год лишь в одной из них. Задачу охраны и целесообразного использования своих угодий древние охотоведы решили блестяще. Хроникеры испанских завоевателей писали об огромном количестве животных, встреченных на территории инков.

Аналогичные законы существовали и в Древнем Египте. Так, на рельефе солнечного святилища Абуси-ра приведен очень характерный "календарь охоты". Весенняя его часть изображает охотников, взявших собак на поводки. Вокруг спокойно пасутся дикие животные. Это - запрещенное время... Да и тотемизм с незапамятных времен не позволял убивать тех или иных животных, которые, как считалось (вспомним клич киплинговского Маугли: "Ты и я - одной крови!"), близки и покровительствуют данному племени, роду, семье. Что ж, и подобные ограничения в некоторой степени помогали сохранять природное равновесие. Вопрос (и совсем не праздный), в какой мере?

Древний охотник, расставлявший в облюбованном им районе капканы, ловушки, самострелы, устраивавший массовые облавы на животных, способствовал упрощению местных трофических цепей. Конечно, воздействие его на окружающий мир на первый взгляд было очень малозаметным. Но ведь "капля камень точит", а у первобытного охотника была масса времени (как минимум два миллиона лет), с одной стороны, и существенные преимущества перед всеми животными, - с другой. Есть и иной, чрезвычайно важный аспект этой проблемы. Столь модный ныне термин "демографический взрыв" с куда большим основанием применим к далекому прошлому. Например, результаты археологических исследований и статистический анализ показывают, что за последние пять тысяч лет население на территории теперешней Франции увеличилось вдесятеро, а за такой же срок, при переходе от палеолита к неолиту, от собирательства и охоты к скотоводству и земледелию оно выросло в 1000 раз! А отсюда и масштабы деяний древнего человека. Словом, наш предок - сапиенс в конце концов расшатал мир, в котором жил. И до такой степени, что количество природных слагаемых существенно поубавилось...

Однако давайте вернемся из тьмы веков в более близкие времена. Здесь тоже немало поучительного. Подсчитано, например, что биомасса бизонов, кормившихся в североамериканских прериях, значительно превышала массу того количества скота, который теперь выращивают на этой территории. Правда, можно усомниться в правомерности такого сопоставления: не одну же говядину производят здесь! Но вот американский ученый Р. Дарлингтон утверждает: в некоторых районах мира результативность перехода к производящей экономике была не так уж велика, как это представляется. Скажем, национальный парк Альберта, где биомасса диких травоядных составляет приблизительно 25 тонн на один квадратный километр, имеет вполне процветающий вид. Между тем по соседству погибали культурные пастбища, которые не могли выдержать нагрузки домашнего скота, хотя его приходилось лишь 5,5 тонны на ту же площадь.

Дарлингтон считает, что, одомашнив животных, человек как бы свернул огромный, созданный природой веер и стал пользоваться одной его долей. Ведь разные виды диких травоядных имеют разные вкусы. Одни предпочитают обкусывать верхушки деревьев, другие едят траву. "Кормовой пояс" жирафы находится в нескольких метрах над уровнем земли, зебры предпочитают верхние части приземных растений, гну - нижние. Далеко не одинаковы "представления" у диких животных и о съедобности, и о вкусе растений; природа наградила их существенными отличиями в пищевых пристрастиях.

Вот почему говорит Дарлингтон о "закрытом веере".

Замена на пастбище сотен видов диких животных на десяток видов домашних бесследно пройти не могла. Итог - и в распространении пустынь, и в снижении экономических показателей. Так, в африканских саваннах, покрытых редким кустарником, может пастись вдвое-втрое больше дикого скота, чем домашнего, а где растительность погуще - в 4-15 раз. Соответственно и по "привесам" - выходу продукции с гектара - "дикари" в 2-6 раз превосходят культурное поголовье. В Кении, например, средний выход мяса с гектара пастбища равен 28 центнерам в год, а в соседней Танзании от диких копытных его получают 65-120 центнеров. Отечественными учеными подсчитано, что одна и та же площадь территории Средней Азии, относящаяся к разряду полупустынь, может прокормить либо 10 "культурных" овец, либо 20 "диких" верблюдов. Разница в весе, согласитесь, немалая.

Теперь в африканских саваннах уже не редкость так называемые "дичные ранчо". Здесь разводят диких животных - газелей, ориксов, канн, стенбоков, куду и других зверей. Территорию огораживают или просто охраняют от хищников. Подобные хозяйства дают сотни тысяч тонн превосходного мяса и более высокую прибыль, чем скотоводство. Советский ученый и писатель В. Дежкин, изучавший "дичные ранчо" Африки, приходит в связи с этим к немаловажным выводам: "Черные Земли в Прикаспии всегда были прекрасным прибежищем многих охотничьих животных, в том числе сайгаков. Спасенные при Советской власти от истребления, они вновь заселили этот район. В конце пятидесятых годов их стало там больше 800 тысяч. Только официальная добыча их достигла 180 тысяч голов в сезон. Численность и продукция могли еще намного вырасти. Но в наступление на сайгаков пошли... овцы. Развивающееся овцеводство и распашка степей лишили этих антилоп прибежищ. Все теснее становится им на некогда привольных пастбищах, кольцо сжимается, численность сайгаков падает. В 1968 году их насчитали чуть больше 100 тысяч, промысел был закрыт вплоть до 1974 года. А между тем интенсивное развитие овцеводства совсем не безразлично для окружающей среды. Вследствие перевыпаса началась эрозия почвы.

Надо бы собраться вместе экологам, экономистам, работникам сельского хозяйства, охотоведам и посоветоваться, как лучше всего использовать естественные ресурсы этого района. Возможно, что масштабы овцеводства и распашку земель придется ограничить. Зато вырастут стада сайгаков и других охотничьих животных, промысел которых с лихвой покроет убыль сельскохозяйственной продукции. Возродится былое здоровье земли. И не только о Черных Землях надо говорить, а обо всей степной зоне и полупустыне. А в тундре и лесотундре - о совмещении домашнего и вольного оленеводства. И здесь сторонники интенсивного хозяйства без должных экономических и экологических доводов "обижают дикарей"..."

Проблема эта - общая для всего мира, хотя речь идет о разных животных. В Австралии, например, "притесняют" кенгуру, сделав его тем не менее своеобразный национальной эмблемой. Кенгуру охотно пасутся на пастбищах, где растет очень жесткий, плохо перевариваемый злак - спинифекс. Овцы обходят его, выщипывая все, кажущееся им более вкусным.

Спинифекс, лишенный конкурентов, бурно разрастается. Так овцы "обеспечивают" кенгуру пищей, стимулируя распространение этих сумчатых. "Иной фермер, - пишет Б. Гржимек, - со скрежетом зубовным взирает на нежелательных иждивенцев, но если вздумает удвоить поголовье своих овец, то поголовье кенгуру тут же автоматически учетверится". А ведь вывод напрашивается сам собой: почему бы не содержать на одном пастбище и овец, и кенгуру? Мясо у этих диких животных после соответствующей обработки ничем не хуже, чем говядина или баранина. И, кроме того, никаких хлопот со злостным сорняком спинифексом, мешающим увеличить стада "культурных" овец. Но тут, видимо, сказывается давняя предубежденность, привычка делить на "свое" - сделанное людьми - и "чужое" - природное. Гржимек по этому поводу иронически замечает: "Что создано природой - пускай пропадет, а то, что сотворил человек - надо спасти любой ценой"...

Дичеводство в сочетании с пастбищным скотоводством могло бы дать существенную прибавку к нашему мясному рациону. Оно никак не помешает прогрессу в сельскохозяйственном производстве хотя бы потому, что базируется главным образом на землях неудобных, неплодородных, использует пустоши, отдаленные участки и леса.

Нельзя не остановиться и на другой стороне диче-водства. Речь идет о сохранении дикой фауны. Красная книга утверждает, что под угрозой гибели находится несколько сот видов животных. Одна из действенных мер их сохранения - развитие дичеводческого хозяйства. Ведь многих представителей фауны удалось сохранить только потому, что человек вовремя обратил внимание на их бедственное положение.

Говорят, что потерпевшие кораблекрушение испытывают еще более острые муки жажды, видя огромные массы воды, которую нельзя пить. В похожее положение поставило себя человечество, когда отказалось от собирательства и охоты, сосредоточив все силы на разведении весьма ограниченного числа растений и животных. Нас все еще окружает необозримый океан живой природы (пусть даже и в определенной мере уже "одомашненной"). А мы до сих пор не научились как следует черпать из него.

Представьте себе на минуту, что нашему далекому предку удалось одомашнить не два десятка видов диких животных, а очень многих, большую часть дикой фауны. Тогда сейчас, возможно, мы были бы владельцами бесчисленных стад, умели, разумно управляя их численностью, обеспечивать себя всем необходимым и не стояли бы перед печальным фактом деградации природной среды.

Сегодня в СССР разводят фазанов и куропаток, перепелов и глухарей, тетеревов и лебедей. На лесных фермах поселились лоси и олени, в степи приживаются редкие птицы и антилопы, на заснеженных, продутых ветрами северных пространствах пасутся овцебыки... Растет и крепнет дичеводческое хозяйство, не похожее ни на современное сельскохозяйственное производство, ни на древнюю охоту.

На нашей планете еще очень много мест, практически непригодных ни для земледелия, ни для скотоводства. Это огромные полупустынные степи Евразии, африканские саванны, южноамериканская сельва, тундра, тайга... Все перечисленные природные зоны чрезвычайно хрупки, если можно так выразиться, человеко-невыносливы. Ну, а что если такие районы превратить в гигантские дичеразводные хозяйства? Опыт восстановления огромных стад сайгаков в СССР свидетельствует об успехе и полной экономической целесообразности подобного предприятия.

Мы заговорили об охотничьем хозяйстве не потому, конечно, что оно (каким бы модернизированным ни было) способно уже завтра решить проблему нехватки полноценного белка. Столь же странно, если бы мы сосредоточили все внимание на какой-нибудь другой отрасли природопользования, играющей пока второстепенную, подсобную роль. Для решения любой современной проблемы необходим системный, комплексный подход. Когда-то Архимед сказал: "Дайте мне точку опоры, и я переверну мир." Сегодня поднять сельское хозяйство на качественно иной уровень способны лишь соединенные и направленные усилия, приложенные к очень многим "рычагам". Одним из них. например, может быть и поставленное на индустриальную основу дичеводческое хозяйство. Главное же, чтобы все традиционные и необычные "водства" дополняли, "вписывались" друг в друга, составляли единое целое.

Сельское хозяйство, как ни одна отрасль производства, требует комплексных, научно обоснованных, по возможности "всеучитывающих" решений. Это объясняется тем, что оно неразрывно связано с самой сложной, глобальной системой - природой...

Трудно представить себе, что человечество сможет когда-нибудь отказаться от дальнейшей индустриализации мира, от промышленного производства необходимых ему для благоустроенной жизни предметов на заводах, фабриках, иных предприятиях. Но весьма трудно представить себе и то, что индустриализация когда-нибудь станет "естественной", "сольется с природой", окажется ее частью, как это иногда предполагается.

Скорее всего, нужно думать о другом - о конструировании пограничных опушек, которые сделали бы переход от промышленных зон к жилым, сельскохозяйственным и природным максимально естественным и плавным. Это обеспечило бы контакт между хозяйственными и природными зонами, ныне во многом противостоящими и противоречащими друг другу.

Опушка - очень важный элемент в экологии, в учении об экологической мозаике. Она - в самом прямом смысле - рубеж между стеной леса и полем пшеницы, между болотом и садом, между виноградником и степным предгорьем. Но есть и более широкое толкование того же понятия. Опушка - это как бы буферный объем, демпфер-успокоитель, смягчающий и поглощающий негативные воздействия. Влияние условий, складывающихся в одной из зон, в преображенном виде через опушку проникает в другую зону.

Сегодня границы между ними проведены очень резко. Но ведь можно стереть, снять, вернее, размыть границы между разными формами хозяйственной деятельности и тогда перейти к единой комплексной системе природопользования.

Итак, во-первых, - переход от частичных, узко специализированных, "монокультурных" хозяйств к их органическому сочетанию, к комплексной системе единого природопользования, к поликультуре. В результате этого сельскохозяйственный ландшафт будущего станет более разнообразным. Исчезнут огромной протяженности поля, которые все еще воспринимаются как символ нашего могущества. На смену им придет новая, тщательно спланированная "чересполосица", состоящая из множества растительных видов. Человек начнет возделывать сложные сообщества культурной флоры. Вполне возможно, впрочем, что само деление на "культурные" и "дикие" растения со временем исчезнет. Ведь технология зеленого протеина позволит с равным успехом утилизировать продукцию как тех, так и других.

Не следует только думать, что плантации, дающие зеленый протеин, полностью вытеснят из сельскохозяйственного ландшафта поля пшеницы, ячменя и других традиционных культур. Приход новой технологии вовсе не означает полного отказа от старой. Ведь, несмотря на то, что земледелие и животноводство являются сегодня экономической основой человечества, оно до сих пор не отказалось ни от одной, пусть самой древней и примитивной формы хозяйствования - собирательства, охоты, рыболовства.

В будущем поля возделываемых растений будут перемежаться водоемами для выращивания рыбы, лесонасаждениями, природными зонами, занятыми под комплексное разведение различных животных. Вернется многообразие среды...

Хватит ли энергии для подобного преобразования планеты? Мы уже говорили о вероятности того, что сельское хозяйство из потребителя энергии может стать одним из ее производителей. И здесь главной опорой станут зеленые растения. Вместе с тем "энергетические" быстрорастущие леса и посевы окажутся падежным заслоном эрозии почвы. Их биологический состав может быть подобран таким образом, чтобы снизить численность вредителей и в значительной мере устранить необходимость борьбы с ними. Ландшафт станет еще более разнообразным, а следовательно, устойчивым. Не нужны будут затраты на поддержание искусственного однообразия; значит, повысится энергетический КПД агросистемы.

Но тут нельзя рассчитывать на расширение фундамента Пирамиды Жизни. Другое дело, появится возможность равномерно распределить и рассредоточить давление человека на природу. На этом пути нас ожидает качественно новая, многообразная, чистая от загрязнения среда.

Что же касается фундамента... Человеку придется развивать искусственные процессы производства жи-вого. Выращиваемый в ферментерах - биологических реакторах - белок ни у кого не отнимает ни пищу, ни жизненное пространство.

Значит, во-вторых, - дальнейшая индустриализация. На этом пути - гигантские биофабрики и замкнутые экологические системы - биоконвертеры. Они будут походить на самые современные заводы: колоссальная производительность, безотходные технологии, полная автоматизация.

Намечая пункт за пунктом в начатом перечне, нельзя, разумеется, претендовать на абсолютную его полноту. Ведут свой каждодневный поиск наука и практика, рождаются и отстаивают право на жизнь новые идеи... Поэтому, предусмотрительно оставив место и для них, скажем сразу "в-предпоследних": следует научиться у природы ее невообразимой всеядности. Раз уж мы сбросили часть живого с Пирамиды, необходимо взять на себя его роль, функции и даже перенять вкусы. В том числе постараться сымитировать природную способность производить белки, жиры, углеводы.

И, наконец, последнее и главное - надо сделать природу не просто "человековыносливой", а - пойдя дальше - человеколюбивой. Сама по себе она такой не станет. Придется ее создавать. И, конечно, решить эту гуманнейшую задачу, стоящую перед всем человечеством, можно только в условиях социалистической и коммунистической общественной формации, в условиях самого гуманного и справедливого общества.