Почвы лесной зоны [1991 Пальман В.И. - Когда шагаешь по траве...]

В послеледниковый период начало зеленому миру в умеренном поясе Северного полушария заложили скорее всего лесные породы. Травам не сразу удалось занять здесь свое место. Они расселялись по безлесным местам, прежде всего по долинам рек.

Где появлялся хвойный лес, там создание гумуса, вообще плодородного начала всякой почвы, шло очень медленно. Виноват в этом не столько сам лес, долго сохраняющий органическую массу над землей - в виде стволов и веток, пропитанных смолами, - сколько прохладный климат, сопутствующий образованию леса. И обилие воды, она хоть и дает начало всякой жизни, но одновременно промывает в глубь грунтов молодые и нестойкие органические продукты распада древесины. Эти продукты при соединении с мелкоземом осадочных пород почти всегда создают кислую среду, способствующую разложению органики. Часть ее уходит с водой в глубины грунтов.

И сегодня, по прошествии многих тысяч лет, в нашей густо заселенной подтаежной зоне, где больше смешанных древесных пород, иначе говоря, по всей коренной России, в Прибалтике и в Сибири, окрашенный гумусом слой под лесным опадом или в дернине не превышает в естественных условиях толщины в семь- десять сантиметров. Это ширина человеческой ладони, только всего. А сразу под темным слоем можно увидеть и серенький подзол с высокой кислотностью, и ржаво-коричневый слой вмывания. Ниже них на много метров залегают плотные глины или пески со щебнем. То, что оставил ледник.

Не тронутые человеком дерново-подзолистые или просто подзолистые почвы и сегодня смотрятся почти так же, как и много тысяч лет назад. Хочешь или не хочешь, а сразу вспомнишь слова Жана Дорста о долгом времени, необходимом для создания почвы толщиной в четверть метра. Это почвы серые, желтые, коричневатые, очень своеобразные по цвету.

Если такие слабые земли из-под леса распахать и засеять, скажем, злаками, то на большой урожай рассчитывать нельзя. Но если лес и его остатки сжечь на месте, как это делали наши предки, кочуя с места на место, то урожаи первых лет заметно повысится: зола нейтрализует в земле вредную для злаков кислотность. Однако естественное плодородие этих почв повсюду невелико. И чем глубже и чаще их пахать, тем хуже: подзол выворачивается наверх и создает на поверхности плотную массу с кислой средой. На ней растут только некоторые дикие травы.

А вот лес на нетронутой почве чувствует себя отлично. Растет, густеет, да какой еще лес!

Посмотрите на опушку елового леса в нынешней тайге, на эту слитную стену из огромных - в шесть - восемь этажей - елок. Они стоят несметной ратью, их и буря не раскачает. А каким могуществом веет от старых, в два обхвата, сосен на высоких песчаных гривах! В сосновом лесу свой чистый порядок. И подрост только сосновый. И под ногами только сосновая хвоя да грибы боровики. Нет пустоты; едва упадет старое дерево, как на осветленной поляне тотчас подымется группка сосенок, одна стройней другой, спешат утвердиться на земле. Буйство зелени, красивейшая многоэтажная постройка из веток с хвоей. Она процеживает в солнечный день все лучи и лучики, млеет, замирает. Дух такого леса целителен для человека: он чист и лечебен. Легко представить себе, сколько лучистой энергии захватывают деревья ежечасно, ежедневно! И сколько органического вещества, древесины и хвои, создается лесом с помощью этой энергии. И задерживается, идет на построение могучего ствола и кроны, которые могут жить и сто, и двести лет, чтобы только потом упасть и, разлагаясь, стать землей.

Такова мудрость природы. Как ни смолиста древесина, а рано или поздно и она превратится в гумус почвы, станет пищей для нового поколения деревьев и обеспечит лесу вечность.

Иван Иванович Шишкин, великий русский художник-реалист, родился в городке Елатьме на берегу реки Камы в прошлом веке. И создал прекрасные картины русского леса, которые окружали его в детстве и в юности. Он певец лесов, могучий живописец. Вспомним его "Сосновый бор", картина эта находится сегодня в Третьяковской галерее в Москве.

Остановимся возле нее. Посмотрим внимательно. С полотна на нас так и дохнет жарким солнцем июля, когда после полудня все растения стоят тихо и разморено, когда ветки дерев слегка опускаются и замирают в знойном, смолой насыщенном воздухе. На первом плане у ручья лежит сосна, вывороченная с корнями из земли. Рядом бежит-журчит по каменистому ложу лесной ручей. И такая истома вокруг, что даже медведи под дальней сосной не решаются карабкаться по стволу, где колода с медом...

Отвесный берег ручья показывает нам лесную почву в разрезе: тонкая пленка темного с редкой травой поверху и песок беловатого цвета - вот и вся почва, переплетенная корнями деревьев. И глубже - песок с мешаниной крупных камней. Непостижимо, как вот эта тонкая пленка перегноя, созданная лесной растительностью за много лет, могла поднять, выходить, воспитать все эти красивые и могучие сосны, бор без конца и без края, буквально полонивший в этих местах Русскую равнину!

Мы видим и пень на берегу ручья и его обнаженные корни. Они не уходят глубоко в пески, а стелются сразу под поверхностью, прижимаются именно к этому тонкому перегнойному слою, над которым лежит лесная подстилка. Отсюда черпают они минеральную пищу и воду, тогда как крона с хвоей улавливают на свету из воздуха углекислоту и разлагают ее на кислород и углерод. Первый - в атмосферу, второй - на построение самого дерева. В сущности, из ничего, из того малого, что дают лист и почва, и создается вся эта величавая красота, перед которой не грех преклонить в почтении голову, как перед божеством. Недаром многие народы, населяющие лесную часть нашей страны (предки марийцев, чувашей, башкиров), поклонялись священным рощам и старым деревьям, украшали их ленточками и бусами.

Много времени пройдет, пока вот эта тонкая подзолистая лесная почва как-то окрепнет. Ей все время будет недоставать органического вещества, ей придется долго ждать, пока упадут все великаны, и долго будет перепревать их смолистая древесина.

Как бы там ни было, но даже лесные почвы прогрессируют, развиваются. Таков всеобщий закон почвообразования, закон жизни. Где много, где мало, но растительность непременно накапливает, запасает впрок, в виде разных форм гумуса, солнечную энергию. Цепочка от солнечного луча к таинственному хлорофиллу и воде, к минеральным элементам почвы заканчивается в конце концов созданием нового органического вещества - почвы, чтобы не прекращалась жизнь растений на земле.

Вспомним: растения строят свое тело на 93 процента за счет фотосинтеза (углекислоты воздуха и энергии солнца), происходящего в зеленом листе. И только 7 процентов - за счет минеральных элементов самой почвы. Отсюда и главный закон жизни: через разрушение малого - к возрождению большего. В природных условиях этот закон обязательно ведет к накоплению органического вещества, которое поначалу закрепляется в виде почвенного гумуса. Остается на земле, в земле. Как деньги в банке, которые расходуют с осторожностью, чтобы при любых обстоятельствах поддержать жизнь.

Это в естественных условиях. А когда вмешиваются люди?

Тогда весь ход событий изменяется. Нам нужны и плодородные почвы, и лес, и все, что вырастает на землях.

Разрез подзолистой почвы

Вот этот шишкинский бор, безусловно, давно срублен и увезен для постройки города, мостов, для топлива, наконец. Почвообразовательный процесс на вырубке, где хвоя уже не падает, обязательно обретет новое качество, а опасность прямого промывания земли дождями увеличится. Тепла на первое время станет больше (открытое лучам пространство!), и почвообразование пойдет по иному пути. Но пустовать земля не будет. Если не вмешиваться в этот новый процесс, здесь скоро подымется молодой лес, сперва из лиственных пород - осины, березы, а через сотню лет опять стеной станет сосновый или смешанный. Быть может, даже лучше прежнего.

Судьба почвы под бывшим бором еще сильней изменится, когда люди решат, что на этом месте будет пашня. Тогда выкорчуют пни, сожгут лесные остатки, потом привезут со скотных дворов много навоза, запашут его вместе с золой в песчаную почву, и это новое поле засеют рожью. Образование гумусного слоя почвы при навозе, конечно, ускорится. Земля подымет первый урожай хлеба, по нови хлеб всегда родится большой. И дальше почва укрепится, навоз будет перепревать, и сколько-то лет поле будет радовать земледельца.

Именно так поступали славяне и братские народы во времена своего расселения по Русской равнине и дальше - на восток, за Урал. С тех пор много воды утекло. И много лесов стало пашней, огородами. Едва ли не все 32 миллиона гектаров пашни и вдвое больше лугов в нашем Нечерноземье появилось именно таким образом. Эти пашни до сих пор, хорошо или плохо, но кормят людей - всех нас, потомков переселенцев с Днепра, Волхова, Великой...

Освоение Сибири с XVI века происходило примерно таким же путем. Даже скорей, поскольку был накоплен опыт, да и леса встречались не везде, за Уралом и степей хватает, а их разрабатывать много легче.

Вывод из сказанного напрашивается сам собой: человек давно стал одним из факторов почвообразования, резко вмешивался в этот природный процесс накопления и использования плодородия, гумуса. Когда с пользой для себя и для природы. Когда без пользы и даже во вред. Все бывало, и все еще продолжается. Словом, взял на себя великую ответственность за всю землю, за ее нынешнее состояние и за ее будущее. Но справиться не успевает...

В светлый день августа ехал я из Ярославля к Москве. Миновал сказочный город Ростов Великий на берегу озера Неро и большие огороды вокруг него, где выращивают знаменитый лук. Дальше опять начался лес, местность всхолмилась, и шоссе стало вилять между высотками, дальними отрогами Валдайской возвышенности. Лес и луга по берегам речек очень оживляли пейзаж, чаще стали попадаться небольшие деревни в окружении тоже небольших полей.

Косили рожь, пахло созревшим хлебом и подсушенной травой. Одна из деревень, справа по ходу, выглядела особенно привлекательно. Двумя порядками она картинно стояла на пологом бугре: три десятка добротных деревянных изб со светлыми окнами в наличниках, с цветными - из крашеного железа и шифера - крышами. Огороды одного порядка сходили по склону к зеленому клеверному полю, огороды другого своими концами упирались в стену сплошного елового леса.

Мы постояли и поговорили с комбайнером, он ждал машину, чтобы разгрузить полный бункер ячменного зерна. Вместе пожевали это свежее зерно и согласились, что не совсем подсохло, придется дорабатывать и сушить на току. Со стороны деревни подошла женщина-бригадир, познакомились, и она повела показать, какие у них веселые клевера остаются на семена. Отсюда мы прошлись вдоль порядка и остановились у крайней усадьбы. В огороде старый человек подкапывал картошку. Рядом темно и слитно стоял нестарый лес.

В зоне подзолистых почв

Старик выпрямился и оперся на лопату. Мы поздоровались.

- Не рановато ли копаем? - спросил я. - Больно молода картошка.

- И то, - согласился он, - надо бы повременить. Я только на ужин полведерка наберу. Вот, с пяти кустов - и хватит. Чтобы горяченькую на стол, когда внуки заявятся. Они на поле, подсобляют отцу-матери. А мы с бабкой вчерась огурцы замолосолили, как тут без молодой картошки?

Поговорили вот так-то, и дедушка еще раз нажал на лопату. Вывернулся последний куст, хозяин выбрал десяток молодых клубней и перехватил мой взгляд. Я смотрел на землю. На добрых две четверти в глубину, на всю лопату, огородная земля была черной, рыхлой и рассыпчатой, от нее тянуло влажной свежестью, нутряным духом жизни, как от любой здоровой и плодородной земли на юге.

Исток Волги

- Вот такая она здеся, - не без гордости сказал, окая, дедушка. - Считай, двести годов деревне-то. Так мой дед мне молодому сказывал. Содеяли себе землишку, ну и кормит нас справно, без роздыху каждый год. Не обижены.

- А то! Без него ни единого сезона. У нас корова, бычок с телкой, ну и овечки. Хватает навозу. И все рядом. Вот он, огород, вот и скотина стоит, хлев, значит. Не больно трудно перекидать.

Он оглянулся, показал на сараи. Полсотни метров.

Огород выглядел весело. Чего тут только не было! Даже подсолнухи росли. И капуста, и огурцы, и горох. Укропным духом веяло с грядок. А уж картошка!.. Кладовая с добром - такой огород.

Тень от леса доставала сюда. Пять метров от жердевой оградки.

- Там-то? Тоже землица. Кака ни на есть, а елки, видишь, растут. И ягода случается. И грибы тоже. Природа, она все родит.

Когда работают малые реки... Водяная мельница во Владимирской области

Мы перешагнули через жерди, я взял лопату и с трудом всадил ее в плотную лесную землю. Вывернулась светло-желтая тяжелая глина с тонким слоем черного поверху. Я положил эту землю на хвою. Помолчали, подумали.

- Вот такая крестьянская работа, - сказал наконец старик. - Все переделывает. Даже землю первородную, и ту... Гляди-ка, вовсе непохожая, а? Вроде издали привезенная.

Елки стояли сумрачные, притихшие. Кажется, они с завистливой осторожностью смотрели сверху на пышную землю в огороде. Будь у елок ноги, так бы и перешагнули через жердевую оградку на эту приманчивую землицу.

Не дано! Это мы можем шагнуть в лес и куда угодно. И шагаем чаще с топором, чем с добром.

Мы попрощались, и я поехал своим путем. И все мимо лесов, лесов, они лишь временами расступались, чтобы показать на полянах светло-солнечные нивы и травы на местах, где когда-то тоже стояли леса...

Схема почти замкнутого биологического круговорота: элементы питания удерживаются от вымывания обильными дождями в фитомассе леса и в лесной подстилке. Справа - обезлесенный участок в том же влажном климате. Элементы питания растений свободно вымываются из почвы

Но они никогда не занимали всего пространства в умеренной зоне страны. И почвообразование шло не повсюду так, как в хвойных и смешанных лесах, где образовались лесные подзолы.

В обширном этом регионе можно увидеть открытые травяные места, где сформировались темно-серые лесные и луговые почвы с богатым потенциалом плодородия, а то и совсем темные почвы, скорее похожие на черноземы, чем на подзолистые.

Откуда они взялись - под тем же небом, при том же климате?

В давние времена заселения средней полосы нашей равнины взорам первопроходцев, уже привыкших к лесам и зарослям, вдруг неожиданно открывались на холмах большие поляны с редко стоящими дубами, одинокими соснами и высокой густой травой - почти такой же, как на пойменных лугах. Эти открытые возвышенные равнины с плодородными почвами, радостные для земледельцев места назвали опольями. Позже геологи уточнили: все бугры и возвышенности, на которых располагались ополья, нечто иное, как вытаявшие здесь ледниковые "шапки". Они и оставили после себя толстую массу грунтов из мелкозема. Здесь, в период потепления, с самого начала расселения растений выросли не леса, а травы, вольно и широко разросшиеся под открытым солнцем. Они, отмирая, оставляли на почвах много органического вещества, которое перемешивалось с мелкоземом и обогащало верхний слой земли. Дожди, конечно, вымывали часть гумуса в глубины земли, но и оставшегося хватало для образования темно-серых почв, по качеству не уступающих самым плодородным почвам степей.

Один из наиболее крупных массивов в этих местах - Владимирское ополье. Холмистое, очень красивое, с перелесками и дубами, с высокими травами, оно не могло не привлечь и не остановить здесь днепровских и деснянских славян, увидевших, какой богатый край вдруг открылся после дремучих лесов на всем уже пройденном ими пути. Тут и возникло в XII-XIII веках гнездо городов русских - Владимир, Суздаль, Боголюбов, Юрьев-Польской и сотни деревень, образовавших вскоре многолюдное и богатое Владимиро-Суздальское княжение.

В. И. Вернадский. Академик АН СССР, создатель науки о биосфере и ноосфере, основатель геохимии

Такие же районы хороших дерново-подзолистых и темно-серых почв обнаружились и на реке Вятке, и вблизи города Вологды, потом по левобережью Оки, даже на Ижорской возвышенности к югу от Финского залива Балтийского моря. Все эти разновидности природных почв, созданных не столько лесом, сколько травой, занимают в лесной зоне не малые территории - от пяти до восьми процентов площади всех лесных подзолистых земель. Они заселены, земледелие здесь давно процветает. И землями этими обогащались и разрастались испокон веков села, деревни и монастыри, которых тут было множество.

Сегодня это районы с большими возможностями для развитого сельского хозяйства. Само существование добрых почв, способных поднять высокие урожаи всех культур поля и огорода, как бы указывает земледельцам нашей лесной зоны: вот какими могут быть подзолы, если их долго и с умом облагораживать. В одном из таких колхозов Владимирской области, где председателем был В. П. Пантыкин, в 1986-1987 гг. собирали по 45-50 центнеров зерна с гектара.

На примере умеренной зоны страны мы узнали, как образуется почва при разных геологических и климатических условиях и растительности. В одних районах процесс идет медленно, в других - с ускорением. Разум земледельца - в основе ускорения. Так было, и так будет.

Жизнь по своей изначальности редко может истощать почвы. Разве во время паводков, ливней и наводнений, когда пашня смывается. В нормальных условиях запасы лучевой энергии на Земле непременно увеличиваются. Это удивительное явление, как мы знаем, началось с появлением на Земле зеленых растений. Они-то и обеспечили бессмертие всего живого, смену поколений от меньшего к большему, от простого к сложному и сложнейшему.

Великий природный закон стал сердцевиной в новом учении о биосфере, который создал наш ученый соотечественник Владимир Иванович Вернадский. Процитируем его вещие слова:

"Уменьшение энергии, ее рассеяние в виде тепла не имеет места в жизни (какой мы ее понимаем) зеленых, хлорофилльных растений или автотрофных микробов, взятых в природном аспекте, то есть неразрывно от биосферы. Наоборот, в силу факта существования этих организмов количество свободной энергии, способной производить работу, очевидным образом увеличивается к концу их жизни в окружающей природе".

Точно. Жизнь обязательно движется к лучшему, от бедности к богатству. И не природа виной тому, что нашим людям пока живется не слишком богато, не так как бы хотелось. В природе, в ее - наверное, можно так выразиться - созидательном центре сияет Ее Величество - Солнце, первоисточник всей жизни на Земле. И всех почв, создающих пищу для миллиардов людей. А бедность - от глупости. От бесхозности артельной...

Поняв эти главные Законы существования природы, можно ли быть к природе равнодушным? Или злым, что еще хуже.

Вот так выразил это чувство поэт Александр Яшин: