Картошка в Европу приехала из Южной Америки. Это вроде бы все знают. А как её здесь встретили, знают далеко не все.
Педро Кеса де Леон, любопытный испанский мальчик, в 1505 году прокрался тайком на борт каравеллы, отплывавшей в Америку. В открытом море пацана обнаружили, накостыляли ему как следует по шее — и оставили юнгой: не бросать же мальчишку за борт!
Спустя тридцать лет взрослый мудрый Педро Кеса де Леон сочинил книжку о своих путешествиях, в которой первый раз помянул про картофель: "Паппа — это особый род земляных орехов; будучи сваренными, они делаются мягкими, как печёный каштан, и очень сытными".
В Европе картофель распространялся с юга, через испанские владения в Италии, отчего сперва был известен под итальянским названием "тартуффоли" ("кругляшки"). Немцы услышали это слово как Kartoffel — и передали в другие языки, например, в русский. У испанцев он называется patata, у французов — pomme de terre.
Тот сорт картофеля, который сумел акклиматизироваться в европейских условиях, испанцы вывезли не из тропической Центральной Америки, а с острова Чилоэ у берегов Чили, где климат значительно прохладнее, а почвы победнее. На этом острове испанцы брали пресную воду и покупали у индейцев-арауканов уже успевшую полюбиться им картошку. Так что на новой родине овощ не околел от холода.
Особую популярность сытный и урожайный картофель позднее обрёл в Скандинавии и Германии, где его пустили в дело как страховочную культуру на случай хлебного неурожая. Но это произошло только в XVIII веке. А до середины означенного века картофель использовался как культура... декоративно-садовая. Его бело-жёлто-фиолетовые цветы были в безумной моде у придворных дам, в Версале и Потсдаме народ бегал любоваться на картофельные клумбы. Прусские императоры Фридрих Вильгельм I и Фридрих Великий призывали разводить картофель повсеместно — и даже наказывали строптивых, но дело шло туго. В Шлезвиге картошку уже ели, в Пруссии и глядеть на неё не хотели.
Генетика и селекция плодоовощных произрастаний в те времена находились не то что в зародыше, но вообще отсутствовали. Господствовала агрономия методом тыка: для посева отбирались клубни покрупнее — и всё.
Во Франции, вслед за немцами, вкус картошки первыми оценили придворные гурманы, а в среду простонародья внедрить его никак не удавалось. Парижский аптекарь Антуан Пармантье, сам любитель картофеля, в опытах на собственном участке сумел упомянутым методом тыка вывести крупноплодный сорт. Как раз тогда, когда он достиг успеха, в 1787-1789 годах, Францию поразили неурожаи, подвоз хлеба в Париж резко уменьшился, стало не то что голодно, но не очень сытно.
Понимая, что крестьянский консерватизм иначе как силой или хитростью не сломишь, Пармантье в августе 1788-го нанял вооружённую охрану и поручил ей сурово блюсти картофельное поле, но только днём. Расчёт оказался верен. Если охраняют — значит, есть что охранять! За две-три ночи местные мужики потырили всю картошку с аптекарева огорода. А ему только это и надо было.
Слухи о чудесном сытном земляном яблоке (pomme de terre) быстро разошлись по всей стране. В начале XIX века Франция уже сажала картошку на четверти посевных площадей и уписывала за обе щёки. А "картофельному папе" Антуану Пармантье благодарные соотечественники даже воздвигли памятник. За простую картошку...
В России горячим пропагандистом картофеля стал государь-реформатор Пётр Алексеевич, впервые отведавший чудный овощ в Голландии. Но даже ему, человеку весьма крутого нрава, не удалось внедрить новый продукт повсеместно, хотя строгие указы на этот счёт он публиковал не раз.
Заминка тянулась долго — ни при Анне Иоанновне, ни при Елизавете Петровне, ни при Екатерине Великой картофельное дело не продвинулось дальше небольших делянок в хозяйствах прогрессивных вельмож. Не помогли решению проблемы и многочисленные немецкие колонисты, разводившие картофель на своих огородах.
После 1825 года, с воцарением Николая I, в России вновь появилась продовольственная проблема — территория империи заметно увеличилась за счёт приобретения Финляндии и Польши, количество едоков резко выросло, а производство продовольствия в отсталом сельском хозяйстве не увеличивалось. Появилась реальная угроза массового белкового дефицита, а проще говоря — голода.
Эту угрозу осознал ещё Александр I, по прямому распоряжению которого в России началось возделывание подсолнечника (с 1801 года) и сахарной свёклы (с 1807 года). Страна, веками пробавлявшаяся конопляным и льняным маслом и мёдом, вынужденная импортировать бешено дорогой колониальный английский сахар, в считанные годы обеспечила себя этими продуктами из собственных ресурсов.
А с картошкой дело всё никак не двигалось. На принудительные меры по картофелизации консервативная крестьянская масса отвечала волынками и саботажем, а в 1830-х гг. дошло до открытых "картофельных бунтов".
Русский крестьянин, сроду не видавший клубнеплодов, привыкший употреблять в пищу только корнеплоды, у которых "ж...ку видно" (репу, морковь), недоверчиво и брезгливо относился к странному овощу, прячущемуся глубоко в земле, и склонен был считать его "чёртовым яблоком". Особенно нетерпимо против картофеля возражали старообрядцы.
Однако государь Николай Павлович не был бы самим собой, если бы не разгневался на непокорных, осмелившихся перечить государственным надобностям и не разумеющих собственной выгоды. После того, как власть провела среди народа разъяснительную работу с применением воинских спецкоманд, розог и шомполов (а иногда и огнестрельного оружия), мужички, почёсывая поротые задницы, начали понемногу сажать "чёртово яблоко" — и вскоре так к нему привыкли, что окрестили "вторым хлебом".