"Ни на что не похожее орудие"

Начиная с середины прошлого столетия, и в особенности после раскрепощения крестьян, начался процесс быстрого освоения степной целины на юге России. Наступали новые времена, и помещики с большим вниманием стали посматривать на передовую Европу. Немедленно возникла мода на "улучшенные" землепашные орудия, из-за рубежа пошел поток немецких, английских, бельгийских плугов. И, как писал один из корреспондентов "Земледельческой газеты", "через год почти всюду, за самым ничтожным исключением, все хитрые изобретения английской индустрии уже валялись под сараями и у кузниц в самом жалком и искалеченном виде".

Конечно, подобное обращение с дорогой техникой частично объяснялось малограмотностью, однако только частично.

В описываемую эпоху тоже устраивались "состязания плугов и пахарей". На состязания выставлялись и иностранные, и собственные "улучшенные" образцы. Вместе со стальными своими собратьями в дело обычно пускался и старинный народный, так называемый малороссийский, плуг, частенько также называемый "сабан". И вот что интересно: сабан этот, как правило, оставлял позади все самые современные "аглицкие" образцы. Об одном таком конкурсе писал известный знаток русской степи М. В. Неручев. "Преобладающий в степи плуг есть плуг, имя изобретателя которого теряется в глубине весьма отдаленных времен; как народная песня не имеет автора - автор ее народ, - так не имеет изобретателя и русский, распространенный в степной местности плуг, с тою только разницею, что построение его находится... в руках особенных талантов, которые без расчета и без мерки умеют попадать в меру. Строители этих плугов, исключительно деревянных, с деревянным отвалом, состоящим из прямой доски, основываются на каких-то, для них самих темных, соображениях; они дают грядилю ту, а не иную кривизну, ставят подошву под некоторым острым углом к общему стану плуга, приколачивают то там, то здесь деревянную планку, и в результате выходит то странное, ни на плуг и ни на что другое не похожее, но землю пашущее орудие, которое называется "малороссийским плугом". Это орудие, - вызывающее удивление незнакомых с ним хозяев, а думающих механиков способное поставить в совершеннейший тупик, устроенное наперекор всякому понятию о теории плуга, - пашет, да еще как пашет! Удивительно! Мы видели весьма большое пространство, взметанное этим плугом... и если бы нам не сказали, что здесь пахал русский загадочный плуг, мы готовы были бы предположить, что пахота произведена одним из лучших английских орудий: пласт на протяжении сотен сажен лежал к пласту лентою, нигде не был оборван... Мы посмотрели на пахоту - полюбовались, посмотрели на плуг - подивились: отчего он пашет, когда в нем нет ничего обусловливающего сколько-нибудь сносную работу? Пашет - да и делу конец!.. Дело в том, что при специфичности полевых условий у нас положительно нет такого плуга, который мог бы заменить плуг теперешний".

В описываемую эпоху тоже устраивались 'состязания плугов и пахарей'

Сабан с полным успехом сопротивлялся натиску своих молодых стальных собратьев. Уступил он им только тогда, когда предприимчивый выходец из немецких колонистов (на радость профессору Браунгарту - все же немец!) кузнец Иоганн Ген принялся за модернизацию "хохлацкого плуга" и построил на его основе свой первый заводской образец. Основанный Геном в Одессе завод (теперь имени Октябрьской революции) до сих пор является крупнейшим плугостроительным предприятием в стране. Плуги же Гена, а затем и других русских заводчиков к концу XIX столетия не только существенно потеснили сабан, но и прервали поток плугов из-за границы.

Но продолжим о сабане. Грядиль этого орудия представлял собой бревно, довольно толстое, суживающееся к переднему концу, длиной в четыре аршина (чуть поменьше трех метров). Толстый конец этого бревна укреплялся в левой рукоятке (чапыге), а тонкий устанавливался на двухколесном ходу - передке. Обе чапыги предпочитали делать заодно с горизонтальным полозом - из одного куска дерева с сучьями (вспомните Гесиода!). К правой чапыге крепилась доска, косо поставленная к направлению движения, - отвал. Передней частью отвал стоял на полозе, заканчивавшимся впереди острым куском металла - лемехом. Над последним в грядиле укреплялся нож. Передок представлял собой ось, соединяющую два колеса: одно большое, другое поменьше: первое шло по дну борозды, второе - по непаханому полю. В целом сооружение это было громоздким и тяжелым. Тащили его не менее двух пар волов, а то и больше.

В чем же заключалась загадка этого несуразного сооружения? Степная целина - это очень плотная, покрытая сверху как упругим войлочным одеялом пологом трав, почва. Корни трав так переплетают ее, что в верхнем слое толщиной 10-15 сантиметров не поймешь, чего больше - корней или земли. Чтобы освоить эту почву, надо прежде всего снять с нее упомянутое "одеяло". Попробуйте на лугу оторвать от земли кусок дерна. Легче всего подрезать его снизу. Именно эту операцию и выполняет горизонтально поставленный плоский лемех сабана. В этом его сходство с плугом Гесиода.

Но дальше идут отличия, обусловленные тем, что греческие земли не имели столь сильной дернины. На целине мало отрезать и отделить травяное "одеяло" от земли, надо еще нарезать из него полосы: ведь лоскут шириной в километр с поля сразу не снимешь. Поэтому одновременно с тем, как лемех отрезает дернину по горизонтали, плужный нож режет ее по вертикали: получается лента. Теперь ее можно снять с поля. Снять-то можно, а вот куда девать? Слева от нее нетронутая целина, а справа - уже вспаханное поле, правда, тут же. и открытая борозда. Выход один - перевернуть ленту корнями вверх, сбросив ее в борозду. Положенная "вверх дном" дернина без доступа воздуха быстро погибнет и не будет мешать развиваться культурным растениям. Посев их ведется под борону, наскребающую немного земли для прикрытия семян. Называется он "посев по пласту" и дает большие урожаи.

Посев их ведется под борону, наскребающую немного земли для прикрытия семян

Итак, после отделения ленты от подпочвы ее надо перевернуть. Операцию эту и выполняет отвал сабана - плоская, косо поставленная доска. Вырезанная лента очень упругая. Если бы ее отделить от земли, то можно провести любопытный эксперимент. Например, один конец прижать к земле, а второй перевернуть вверх дном, одновременно переместив в сторону на ширину ленты. Тот конец, который прижат к земле, изображает начальное положение пласта, второй - конечное. Справа вы видите свободную от земли борозду, в которую укладывается очередной пласт, слева - невспаханное поле.

Описанный опыт сделал в конце позапрошлого столетия англичанин Бейль. Он изучил геометрическую форму изогнутого пласта, убедился в том, что это винтовая поверхность и по типу этой поверхности начал строить отвалы плугов: их кривизна как бы следовала естественной кривизне пласта. Такой винтовой отвал можно сделать из листа железа, который по специальным шаблонам скручивается в винтовую поверхность. Конечно, изобретатель "малороссийского плуга" до подобных премудростей не дошел. Но из положения он вышел более остроумно, чем Бейль.

Дело в том, что характер поверхности "естественной" кривизны будет зависеть и от размеров пласта, и от свойств почвы. Гарантировать неизменность того и другого в грубых степных условиях не приходится. Именно поэтому-то английские плуги и не работали как следует в степи. А представления не имевший о проективной геометрии украинский пахарь решил задачу по-иному.

Прежде всего он заметил, что чем отрезаемые им ленты шире и тоньше, тем легче скручивается пласт, реже рвется и лучше переворачивается. Чтобы пласт начал скручиваться, не обязательно иметь полный шаг винтовой поверхности, достаточно изогнуть его в самом начале. Поэтому-то на пути подрезанного лемехом и ножом пласта и была косо поставлена плоская доска. Перемещаясь по горизонтальному полозу, пласт натыкался на эту доску, задирался ею вверх, изгибался и одновременно отводился в направлении открытой борозды. Как только лента вползала достаточно высоко, она начинала скручиваться и изгибаться в сторону под действием собственного веса. Держащийся за чапыги пахарь помогал, если надо, ей в этом, периодически пиная пласт ногой. А дальше уже все шло точно "по Бейлю".

В конструкции сабана мы сталкиваемся еще с одной новой деталью - с передком. Нужен он был для большей устойчивости.

Русская соха, как мы помним, вовсе неустойчивое орудие: надо было "чувствовать" руками не только равномерность ее хода, но и каждый пень и камень. Степь совсем иное дело: за пень здесь не зацепишься, почва однородна по свойствам. Но вот сопротивление у нее - четырех волов мало, не то что дохлой лошаденки. На весу держать степной плуг под силу разве Гераклу (коему, кстати, изобретение оного и приписывают). Здесь нужен был автоматизм движения, легкость управления. Это и достигалось, с одной стороны, длинным горизонтальным полозом, как в плуге Гесиода, с другой - передком, который ограничивал колебания плуга в вертикальной плоскости. В передковом плуге-самоходе, как его называли современники, уже были заложены все основные черты нынешнего плуга, включая и методы автоматического регулирования его движения.